Подборка №28 -- НОВАЯ
Культурный слой
Он тонок тонок но на самом деле бывает до семи как дни в неделе
число патронов старого нагана двенадцать пэры вкруг столешницы Артура
апостолы и близкая фактура до тридцати число патронов АКЭЭМа
в сто тридцать пять – число холодных игл Милана он бесконечен как питомцы Брэма
он под ногой – кирпич раствор щебенка состав другой сгоревшая избенка
он мусор старый шкаф кусочки грязи другой состав подгнивший сруб вне связи
с вчерашним креслом выброшенным томом романа ставшим как страна фантомом
тетрадки школьницы чей путь дальнейший темен игольница когда-то шить умела
порой он вызывающе нескромен белеет ткань что прикрывала тело
и стала тряпкой выцветшей как фреска часы чья гравировка потемнела
отжили время вот судьба отрезка а не прямой но все в культурном слое
становится сумой тюрьмой былое не ожило ни прописи ни ноты
ало ало топчи их рай Атилла во всеоружии явились готы
что ж римляне увы не подфартило смотрю как на сугробы иностранец
носком пинаю резко чье-то фото почетной грамоты заляпан звонкий глянец
культурный слой слой самой высшей пробы
17.06.2015
Венец
Музыки затягивающей река.
Венец бродит в черном пальто, пока;
венец ходит в смешном котелке,
пьет свой бир, речь заводит издалека,
перхотью осыпан воротник,
что-то вычитывает из книг,
деньги тратит на оперу, спит едва ли не в парке, на скамье.
Венец – бродяжка, он даже не мечтает о своем жилье.
В музыке - черный полет германских сов.
Венец носит смешную щеточку усов.
Измяты его манжеты, семь на отцовских часах:
на сцене сюжеты из скандинавских саг.
В трех километрах отсюда голубеет река,
Сигурд встречает на пути старика,
тот в синем плаще, одноглаз.
Венец любит этот рассказ.
Композитор в берете, чеканный профиль, гордый вид,
все современное его язвит.
Сигурд влюбляется в золотое кольцо.
У венца рыхлое, словно тесто, лицо.
Музыки стремительный поток
увлекает любого, словно листок,
брошенный осенью в Пратере, с золотистых лип.
Фафнира предсмертный всхлип, другие детали различных расправ.
Нотунг сварен из легированной стали,
с примесью молибдена - это великолепный сплав.
19.06.2015
Набат
я вышел в кафтане до полу на яростный крик набата
прошел по мосткам до храма где дань собирая монголу
сидел полицейский ярыжка старуха слепа и горбата
о чем-то ему бормотала цыган и его мартышка
смотрели на них с интересом машины чужого народа
стояли под новым навесом охранник в глухом тегиляе
от них отгонял мальчишек но верх забирала природа
и стайкой они обступали бока блестящие лаком
где даже его излишек указывал на довольство
охранник на них прикрикнул весьма обычное свойство
и стайка разом спорхнула глядеть как обсыпаны маком
баранок замковые дужки монеты с глухим перезвоном
в церковные сыпались кружки набат как бурлак на сыпучем
уже надрывался до стона и храм уносился казалось
в величии грозно-могучем туда где всему начало
а что на земле осталось то съежилось и измельчало
солдат я судил по погонам прикуривал папироску
у франта с янтарным кулоном на тонкой витой цепочке
реклама просила отсрочки замусоренным и бесхозным
был парк за оградой железной набат
был предвестием грозным но мукой звучал бесполезной
07.07.2015
Старый дом (фантазия)
кирпичная кладка с бороздкой раствора
ставни пережившие эпохи взлета и позора
стропила с ржавыми гвоздями провисшие над бездной
покосившаяся стена она уже не станет отвесной
прогнившие полы увидевшие каемку края
на которых тонкую серую пыль собирая
время оставляет незаметный след все это теперь тишина и тайна
в комнатах серый свет в прошлом крики вира и майна
в прошлом чей-то шаг радости встречи потери
эпоха ставит шах являя формы новых материй
памятник оставшийся в пространстве
перестроенном до утраты любого сходства
пафос эпохи в непостоянстве и в ощущении превосходства
чей приют чья камора ослабевшая хватка
меж серых бороздок раствора кирпичная кладка
19.07.2015
В скучной советской Москве
В скучной советской Москве
старые кубы церквей не были отреставрированы
сквозь осыпавшуюся штукатурку
проступали темно-красные кирпичи а купола не увенчивал крест
на пахнущих сыростью - так пахнет камень – полах
валялись доски слипшиеся газеты и рулоны рубероида
тишина и тайна выползали из темных углов
и тревожили воображение – здесь когда-то была своя жизнь
недалеко от заброшенных храмов стояли сложные здания клубов
или вытянутые в духе Вальтера Гропиуса призмы Домов культуры
в них занимались рисунком или бальными танцами
учились играть в шахматы или проводить бросок через бедро
огромные корпуса заводов были полны шума и движения
гигантские краны несли над головами рабочих
железные трубы по проложенным по середине цеха рельсам
гремели мерно через определенные промежутки
тяжелые молоты и проходили наискосок
через большие дворы заваленные огромными катушками стальных тросов
и металлическими заготовками мужики в черных спецовках
и тяжелых подбитых железом ботинках
в метро то и дело попадались офицеры
и мне когда я в декабре вернулся в Москву
в шинели жесткий воротник которой натирал шею
и в ушанке с гнутой красной звездой в позолоченных листьях
приходилось то и дело бросать правую руку к виску
на Арбате днем было довольно тихо и редкие прохожие
спешили по каким-то явно неотложным делам
а в переулках можно было не встретить ни одного человека
современные храмы сложены из очень светлого кирпича
с ровной кладкой и тонким белым бордюром раствора
лучшие из них воспроизводят – но в гигантских масштабах –
владимирскую архитектуру
я постоянно проезжаю мимо огромных пустых корпусов завода
с разбитыми стеклами и яркой рекламой
прямо на обветшавших стенах
трудно отличить офицера от рядового
на всех одинаковая полевая форма
темные звездочки на погонах
шнурованные берцы и помятые кепи
а может быть просто мне уже не нужно
вскидывать руку в обязательном приветствии
и поэтому я не отличаю офицерских погон
от солдатских.
21.07.2015
По мотивам Артуро Переса-Реверте
Неровные ряды, порой высокий том -
забытые следы в какой-то старый дом.
готический привет, величие Рамзеса.
Завшивевший отряд их выстроил админ;
на корешках горят то охра, то кармин
от Сапфо до «Процесса».
Есть в слове прошлое потеря буквы «р»,
Гомер, Вольтер, камин, величие химер.
Ушел герой и запер дверь бесповоротно.
Они чуть – чуть смешны, они равняют ряд,
то охра, то кармин на корешках горят
повзводно и поротно.
Не вынесет двоих уставший Россинант,
да даже одного, - ему на шею бант
и в старческий приют, пусть щиплет себе травки.
Достать такой кирпич, что совершить обряд.
То охра, то кармин на корешках горят -
мундиры для отставки.
Нездешний драматург припишет эпилог.
Ряд досок и альков почти под потолок
из темного и прочного ореха.
Слегка поблескивают плоскости стекла,
В них дремлет вертикаль харонова весла
И слабое готическое эхо.
31.07.2015